Наринэ Абгарян
Америка ошеломляет своей естественностью, степенностью и патриархальностью. Камерный, двухэтажный, лубочный Вашингтон после монументальной Москвы кажется выдумкой и даже небылью: узкие улочки, небольшие дома, неспешное течение бытия. Страна непрошеных эмигрантов, строилась она на навсегда — в каждом дворе растёт свой клён, дуб или платан, подпирает макушкой небеса. Поклон от тех, кого уже нет. В Джорджтаунском университете батареям отопления почти столько лет, сколько стране. Никто не выкорчевал, не поменял на новые. Работают, живут. Греют.
В Кливленде прогуливающимися по городу оленями никого не удивишь. Выходят они из лесу целыми семьями: бабушки-дедушки, мама-папа, несколько весёлых оленят — и прохаживаются вдоль живых изгородей, подъедая тюльпаны и розы. Олени, оказывается, большие гурманы, и всякой ботанической тривиальщине предпочитают сладкие ароматные цветы. В Кливленде меня приводят за руку к крохотной статуэтке, от одного взгляда на которую перехватывает дыхание: изящная мраморная девочка, смотрящая куда-то вверх, длинная тонкая шея, волосы подхваченные ветром. «The Stargazer», Early Bronze Age, Western Anatolia, 3rd Millennium BC. Western Anatolia! Здравствуй, моя родная, здравствуй, сестра моя.
Деревянные дома Бостона смахивают на выброшенных на берег огромных чешуйчатых рыб. По городу гуляют такие ветра, что превращаешься немножко в парус и отдаёшься им на откуп: куда они, туда и ты. Бостонские ветра словно малые дети — легкомысленные, но совестливые, потому, наигравшись и наконец-то сжалившись над тобой, непременно выводят к самому побережью, на скрипучий порог «Driftwood Restaurant», старенькой как мир забегаловки, где не принято просить меню, потому что на завтрак всегда подают кукурузные оладьи с кленовым сиропом, а на обед и ужин — рыбу, которую бог послал. Постоянство превыше всего.
Нью-Йорк относится к тебе, как к бедному провинциальному родственнику, который выбрался в большой город на три дня — утрясти какие-то мелкие дела. Он обрушивает на тебя всю свою каменно-стеклянную красоту, а потом снисходительно наблюдает, как ты ходишь по Манхэттену — абсолютно контуженный и потерянный, каждый раз удивляясь своему отражению в витринах и лужах. Осень, конец октября, но у Централ-парк зелёный пушистый подол, опрокидывайся на спину, вглядывайся в облака. Всё для тебя, дурачок, всё для тебя.
В крохотном Хердоне с удивлением наблюдаешь, как сосед-демократ (две недели до выборов, горячая пора!) каждое утро переставляет синюю табличку с надписью «Vote Hillary-2016» так, чтобы она оказывалась на краю газона соседа-консерватора. Сосед-консерватор, дождавшись, когда сосед-демократ закончит свою подрывную деятельность, выходит из дома и молча переставляет табличку обратно. Ни ссор, ни Агафии Федосеевны, ни всполошенного Миргорода. Очень неправильные там Иваны Ивановичи и Иваны Никифоровичи. Просто возмутительные какие-то!
Об Америке можно писать долго, с бесконечным восхищением и теплотой, она действительно того заслуживает. Но я хотела о другом. Оказалась я там в очень непростой период своей жизни. И так получилось, что Америка стала сводить меня именно с теми людьми, которые мне были жизненно необходимы. Каждый из них — словом, взглядом, прикосновением, объятием — сумел дать мне больше, чем может вообразить. Каждый, не догадываясь об этом, поддержал, помог, утешил. Везде — будь то встреча с читателями на Пушкинском фестивале, в Хантер-колледж или International School of Advanced Learning, в библиотеках или забегаловках, в гостях или виртуальном мире — я получила столько поддержки и тепла, что их хватило бы на десять жизней. Я благодарна каждому из вас. Каждому из вас — спасибо.
И последнее. Удивительное дело, но куда бы я ни уезжала, возвращаюсь с кусочком своей родины. Если из Парижа я привезла фантастическую гату, испечённую Арегой Arm Soleil, то из Америки прихватила дорогу в Берд, написанную Н. Вишневски-Хачатрян. Такой вот зов предков: Наринэ, где бы тебя не носило, вернёшься ты всё равно туда, где родилась!
Вернусь, куда я денусь. Обязательно вернусь.
Мобильная версия
Тогда почему такое множество великих американских ученых, врачей, писателей (список можно продолжить)? Я тебя прошу, не поддавайся, пожалуйста, на попытки СМИ заставить тебя ненавидеть и\или презирать американцев. 
